На заре самурайской вольницы - Александр Альшевский

Бифукумонъин действительно была настроена против Сутоку и его сына. Император-инок со всеми своими переживаниями стал непредсказуем. А верни он священные регалии старшей линии своего потомства, положение Бифукумонъин, и политическое и экономическое, окажется под вопросом. Кто ее поддержит? На кого она сможет опереться? По всему выходило, что подоспело время осуществить давнюю задумку: возвести на престол принцессу крови Сёси, свою дочь от императора-инока Тобы, которая в дальнейшем станет известной под именем Хатидзёин. Недаром же Бифукумонъин всячески противилась ее замужеству аж до девятнадцати лет, т.е. до самой смерти ее младшего брата Коноэ. Женихов было достаточно, но ей всякий раз удавалось уговорить Тобу не делать этого. Она находила то одну, то другую причину, но на самом деле причина была только одна: Бифукумонъин отвела своей дочери роль дублера слабого здоровьем Коноэ. Берегла ее, если так можно выразиться, на крайний случай. И этот случай наступил. Замужество лишило бы Сёси малейших шансов на престол. Правящие императрицы были не таким уж редким явлением в истории Японии. Правда, подобные прецеденты имели место довольно давно, но Бифукумонъин переполняла уверенность в том, что Тоба не устоит перед ее пылким напором.

Нельзя сказать, что для императора-инока идея жены оказалась полной неожиданностью. Он и сам все чаще подумывал об этом. С точки зрения справедливости и законов престолонаследия наиболее подходящей кандидатурой являлся принц крови Сигэхито. Для Тобы это было очевидно и несомненно. Ради сохранения этих законов он мог побороть искреннюю неприязнь к линии старшего сына Сутоку. Вместе с этим Тоба отлично осознавал, что именно по этой линии произойдет окончательный раскол столичных аристократов на два лагеря. В первую очередь это относилось к дому регентов и канцлеров Фудзивара. И это можно было бы пережить, если бы не одно но. За спинами аристократов маячила тень набирающего силу самурайства. И сделай Тоба императором Сигэхито, дело не ограничится обычными придворными склоками. Наверняка одна из сторон, а то и обе сразу, попытаются использовать в своих интересах этих мужланов. А что потом? Традиционным авторитетом и изысканностью манер киотских вельмож их уже не загонишь обратно в берлоги. Страна может ввергнуться в страшный хаос междоусобицы. И понесет корабль вода неведомо куда…

А вот Сёси может стать мостком через бурную реку раскола и политической непримиримости. Пройдет время, все успокоится и на престол взойдет опять мужчина. Несмотря на логичность своих рассуждений, Тоба колебался: «Уж больно давно не бывало у нас правящих императриц. Есть, наверное, в этом неведомая мне причина. Не навлечь бы беды с той стороны, о которой и не подозреваешь». Неожиданно Тоба вспоминает про Фудзивара Митинори. Теперь это уважаемый монах Синдзэй, а когда-то являлся чиновником на побегушках. Конечно, он из Фудзивара, но из боковой ветви, а таких в столице и не счесть. Усердием и глубокими познаниями в науках добился должности сёнагона (младшего советника). Так бы и застрял на ней до конца дней своих, если бы вовремя не смекнул обрить голову и поступить на службу к императору-иноку. В Приюте отшельника не очень считались с родословной, а больше ценили сообразительность и преданность. Талантливому Синдзэю не составило особого труда войти в доверие к императору-иноку, который стал поручать этому политику в монашеской рясе различные, порой весьма деликатные поручения. Быстрому росту влияния Синдзэя способствовало и то, что его жена была не последним человеком в окружении Бифукумонъин.

Вызванный в личные покои Тобы Синдзэй смиренно стоял перед ним. Он сразу догадался, к чему клонит император-инок, внимательно смотревший на Синдзэя в ожидании ответа. «Позвольте, государь, напомнить историю, что приключилась с девой Абэ, да избежит она пяти увяданий в своей небесной жизни», медленно начал Синдзэй. «Была она второй дочерью достославных родителей. Ее отец – яростный проповедник и защитник буддийского закона император Сёму, а мать – императрица Комё, надежный и верный помощник супруга в его начинаниях. За свои благодеяния в прошлой жизни она удостоилась несравненной милости – первой из дщерей вассальских стала императрицей. По воле небес уже в зрелом возрасте Абэ вступает на престол под именем Кокэн. Затем, устав от бремени правления государством, уступает трон императору Дзюннину и становится экс-императрицей.

Поняв, что император-инок внимательно его слушает, Синдзэй с энтузиазмом продолжил свой рассказ. «Осенью 761 г. Кокэн заболевает. Для чтения оградительных молитв к постели больной приставили монаха из Кавати преподобного Югэ Докё, известного магическими способностями. Днем и ночью он находился рядом с государыней и неистово молился о ее выздоровлении. И, о слава буддам, она пошла на поправку. По неписанным правилам монах должен был покинуть дворец и вернуться в свою обитель, но этого, к удивлению многих, не произошло. Государыня не смогла расстаться с ним и оставила его при себе. Они стали неразлучны. Влияние Докё на дела государства росло с каждым днем, он везде совал свой нос, злоупотребляя беспредельным доверием государыни Кокэн. Фудзивара Накамаро и другие недовольные этим нахальством организовали заговор против Докё, но неудачно. У озера Бива Накамаро схватили и обезглавили, а потворствовавшего ему императора Дзюннина разгневанная Кокэн сослала на остров Авадзи, где он и встретил смертный час. В это неспокойное для страны время Кокэн вторично вступает на престол под именем Сётоку, а Докё практически узурпирует власть. Но временщику и этого мало. Он возжелал стать императором. Вся столица заговорила о якобы божественном откровении великого Хатимана из храма, что в Усэ: „Если преподобный Докё воссядет на троне, смуты прекратятся и народ успокоиться“. Государыня Сётоку после долгих колебаний все же не решилась нарушить вековую традицию, освященную богами, и сделать владыкой „небесного чертога“ вассала. Тем самым она подтвердила правоту древних, говоривших, что мудрый государь не изменит законов ради одного человека. В 770 г. Сётоку покидает этот мир. Без всякого сомнения за свой поступок она вознеслась в рай, у врат которого ее встретили ботхисатвы Амида, Канон и Сэйси. Лишенного поддержки Докё ссылают в храм Якусидзи в Симоцукэ, в котором он проведет последние годы жизни».

Здесь Синдзэй замолк, подумав, что утомил императора-инока, однако Тоба в нетерпении дал знак продолжать. И Синдзэй приступил к самому главному. «Сей случай и невиданный и поучительный. И до Сётоку наша страна нередко оказывалась под дланью мудрых правительниц, заслуги которых по достоинству оценят боги. Это и несравненная Суйко и Когёку и Дзито и другие. Никто из них и не помышлял о том, чтобы прервать божественную династию потомков великой Аматэрасу. А Сётоку, вступив в плотскую связь с Докё и оказавшись во власти его огромного фаллоса, могла совершить непоправимую ошибку. К сожалению, у женщин часто эмоции берут верх над разумом, но что простительно женщине, непозволительно правящей императрице. Государыня – душа подданных. Если скорбит душа, плоть не вкушает радости. Недаром же после этого вот уже сколько лет ни одной женщине не вручались три священные регалии – символы императорской власти».

Тобе не по нраву пришлась назидательность, сквозившая в словах Синдзэя. Хотя монах не посмел прямо уговаривать Тобу не делать дочь императрицей, но обиняками обосновал это очень даже убедительно. Оставшись один, император-инок продолжал размышлять. Ему и самому были не по душе разговоры про Сёси. Он только искал повод не поступать так. И вот повод найден. Без малого 400 лет на японском престоле не было женщины. «И не будет», сделал для себя вывод Тоба. Обойти принца Сигэхито, сына экс-императора Сутоку, представлялось значительно более трудной задачей. Многие при дворе полагали, что по закону и справедливости следующим императором должен стать именно Сигэхито. Но Тобе был нужен послушный его воле император, а Сигэхито, за спиной которого стоял Сутоку, явно не годился на эту роль. Может он и не родной отец Сутоку! Значит, под угрозой окажется его моральное право на экс-императорское правление, а этого Тоба допустить не мог. Власть ему не надоедала. Потекли часы и дни мучительных размышлений над дилеммой: он должен благословить Сигэхито на императорство, но не хотел делать этого. Как показали дальнейшие события, эта дилемма озадачила не только императора-инока Тобу.

Сердечная боль, вызванная смертью любимого сына, понемногу ослабляла свою хватку. На смену ей пришла какая-то болезненная успокоенность, которая даже удивила ее супруга, сообщившего Бифукумонъин о своем нежелании видеть Сёси императрицей. Когда он попытался объясниться, она прервала его и усталым голосом сообщила, что во всем полагается на провиденье императора-инока.